Страница 2 из 7
— Отвез? — спросил отец, приглядываясь к нему.
— Отвез, — ответил Киря.
И вдруг, вперив в отца такой взгляд, которым, казалось, хотел просверлить его, тихо спросил:
— Тятя! Вы с Авдеем за белых или за красных?
Спросил и замер.
Отец посмотрел на него этак вприщур, насмешливо протянул:
— Че-го? Что такое? — и неожиданно обратил все в шутку: — Что за вопрос?
— Мне знать надо! С кем вы? Отец вдруг позвал:
— Авдей! Э, Авдей! Гляди-ка! Допрос учинил: с кем мы, с белыми или с красными?
— Вы мне зубы не заговаривайте! — подскочил Киря к брату. — За кого вы? За советскую власть или за белых?
— Тю, дурачок! — примирительно проговорил Авдей. — Мы ни за тех, ни за других.
— А белых самогонкой угощаете? А раз важиваете их? Или так, для виду?
— Для чего тебе — за кого мы? — спросил Осип Михайлович.
— Так...— уклончиво ответил Киря. — Разговор был с Громовым.
Отец с братом загадочно переглянулись. И неожиданно отец посоветовал:
— Ты не у нас пытай, у Громова спроси...
В один из вечеров, когда Киря был в отряде, он рассказал Громову о разговоре с отцом и братом Авдеем.
Громов, сдержав улыбку, ответил:
— Отцу доверяй, как мне. Авдею тоже. Помогай им за беляками лучше ухаживать. А то, говорят, сидишь в хате, как пузырь надутый, и глазами всех съесть хочешь...— Громов засмеялся. — А их, беляков-то, глазами не съешь. Зубы нужны...
Осип Михайлович Баев занимался хозяйством во дворе и косил глазом в сторону кулацкой избы, где еще с зимы находились колчаковцы. Наверх поднимался зотовский приказчик Николай Уханов. «Недаром эта подлая лиса к офицеру зачастила», — подумал Баев.
Вскоре Уханов вышел, но не один, а с прапорщиком Княевым; они, оживленно разговаривая, пересекли улицу и скрылись во дворе кулака Зотова.
Прапорщик вернулся от Зотовых уже к вечеру и приказал Баеву приготовить пару коней для поездки в город Камень.
Осип Михайлович проводил Княева наверх и степенно, с полупоклоном, пригласил:
— Милости просим с нами хлеба-соли отведать, на дорожку заправиться.
— Я сыт. Не хочу, — ответил прапорщик, надевая перед зеркалом фуражку. — А впрочем, перед дорогой не помешает.
Прапорщик Княев был новым человеком в Поперечном. Он занял место поручика Воронова и гордился этим. «Прапор», как его звал Киря, был молод, на его плечах блестели свеженькие погоны — он недавно получил офицерский чин. Но дела по службе шли у Княева неважно, и он все время ходил мрачный.
Однажды начальник каменской контрразведки Анжелик презрительно заметил ему:
— Дела из рук вон плохи. Партизан не нащупали, а усы отпустили. Смотрите, не потеряйте их вместе с головой.
Осип Михайлович быстро раскусил прапора: любит деньги, водочку...
Сегодня, наблюдая за ним, Осип Михайлович заметил его необычайное веселье. Это могло означать лишь одно — успех в делах. Он решил узнать, что затеял колчаковец.
В горнице, куда они вошли, в углу сидел Киря и читал старую, затрепанную книжку.
На столе уже стоял самогон, тарелки с салом, огурцами, солеными грибами и другой снедью.
Хозяин предложил выпить «за добрый путь». Офицер нехотя выпил, потом, шумно выдохнув, неожиданно сказал:
— Подорожало нынче все в Камне. Баев сочувственно качнул головой и промолвил:
— Не беспокойся, ваше благородие, я дам деньжат. В городе пригодятся.
Выпив залпом второй стаканчик, офицер повернулся к Осипу Михайловичу и, старательно выговаривая слова, спросил:
— А л-лошади где? У меня с-срочное дело...
— Э, ваше благородие! — ласково усмехнулся Осип Михайлович. — Дело не волк — в лес не убежит. Я за деньгами послал к куме, скоро принесут. А пока давай еще выпьем.
— Н-нет... Погоди... — еле шевелил тот языком, — у меня с-срочное. Пан Анжелик рассердится.
Осип Михайлович так и застыл со стаканом в руке. Сохраняя почтительную позу, он сдерживал дыхание, чтоб не пропустить ни одного слова.
Оказывается, этот подлец торопился прямо к начальнику контрразведки! Значит, не ошибся Осип Баев, угадал — враг что-то замышляет.
— Успеешь и к нему, — наконец, выговорил Осип Михайлович. — Пей! — И он почти силком влил в офицера еще стакан самогону.
В голове Баева быстро созрел план: «Надо скорей к нашим. Пусть ждут на дороге. Если быстро сообщить, то перехватить успеют».
— Ваше благородие, — продолжал Баев,— на дворе ночь. Ехать боязно. Тут, бают, партизаны кругом шляются. А ты, видать, важные дела везешь?..
— П-правильно, старик, важные. Тут. Он выразительно похлопал по карману. Киря почувствовал, как от горла внутрь покатился холодок. На секунду взгляды отца и сына скрестились.
Его благородие спал уже мертвецким сном.
Киря привернул фитиль лампы и спросил отца:
— Наверх понесем?
— Нет. Давай-ка поглядим, что у него спрятано.
Они достали из внутреннего кармана прапора плотный конверт и, осторожно распечатав его, обнаружили несколько листов бумаги, исписанной аккуратным бисерным почерком.
— Зотовского приказчика Уханова рука, — заметил Баев.
На листках был почти полный список жителей Поперечного. Против многих фамилий стояли пометки: «большевик — расстрелять», «брат в партизанах — расстрелять...»
— Киря, — твердо произнес Осип Михайлович,— скачи к Громову и скажи, чтобы встречали у лесочка. Им там рукой подать.
