Страница 3 из 7В глухую полночь Кирилл прискакал к партизанам в Северный бор.
Привязывая к дереву запыленного коня, Кирилл увидел около большого костра несколько человек. Они сидели на земле и слушали командира.
Громов в накинутой на плечи кожаной тужурке стоял в центре круга.
— Вы знаете, что на нашу родину лезут интервенты: американские, английские, японские, французские, немецкие... берут в кольцо. Они верховодят русской белогвардейщиной. Цель у них одна: загубить молодую Советскую республику. Она им, словно нож в горло. Потому что их трудовой народ, глядя на нас, тоже может у себя революцию сделать! Надо хорошо каждому соображать, за какое дело сейчас бьемся. Можно сказать так: за мировую революцию, с мировым врагом трудового народа бороться приходится! Со всего света тянутся поганые руки к сердцу Советской власти. Но не выйдет это дело!
— Не выйдет! — раздались голоса. Петр Нечаев, которому Киря рассказал о событиях в Поперечном, протиснулся сквозь толпу и тронул Громова за рукав.
— Чего тебе? — оборачиваясь, спросил командир.
— Кирилл из Поперечного...
Совсем рассвело, когда Осип Михайлович и офицер подъехали к леску.
— Сто-ой — раздался грозный окрик. Из под уклона выскочили партизаны.
— Дрыхнешь, ваше благородие? Партизаны!— скрывая торжествующую улыбку, гудел Осип Михайлович и богатырской ручищей встряхивал за шиворот пассажира.
Пока тот приходил в себя, их обоих раздели, офицеру скрутили руки. Осипа Михайловича в одном белье усадили обратно в телегу. Он, глядя вслед офицеру, которого уводили партизаны, с ненавистью проговорил:
— Вот тебе, списки, гадюка!
Все было сделано по-партизански — быстро и четко.
По широкой улице большого села скорой рысцой едет Киря.
Над высоким домом, где разместился партизанский штаб, трепещет красный флаг! Во дворе — десятка три заседланных лошадей. В штабе полно народу.
Громов в черном матросском бушлате, через плечо — портупея. На боку — маузер. Отдает распоряжения, и все отвечают по-военному коротко: «Есть!»
Громов быстро написал ответ, запечатал и со словами: «Это — отцу», — протянул Кире. Потом провел его в соседнюю комнату и приказал человеку, писавшему за столом:
— Дай этому парню, — он кивнул на Кирю, — полсотни листовок. — И снова обратился к связному: — Отсюда поедешь в Подветрено-Телеутское. Десяток листовок оставишь там, остальные — отцу...
На крыльце Киря столкнулся с Андреем, своим дружком. Киря торопился. Андрей проводил его за село и, притворяясь безразличным, обронил:
— Куда торопишься? Успеешь, — и вынул часы, помедлил, разглядывая стрелки, чтобы дать Кире полюбоваться.
— Золотые?! — ахнул Киря. — Где ты их взял? — подозрительно спросил он.
Андрей, поигрывая тонкой цепочкой, победоносно улыбнулся.
— Думаешь, украл? — ответил он насмешливо.— С оружием в руках добыл!
Он рассказал о том, как во время налета партизан на кулака-предателя успел «подцепить это барахлишко».
Кирилл побледнел от злости.
— Ах ты гад! — сжимая кулаки, шагнул к нему Кирилл. — Ты за этим в отряд залез? Чтобы грабить и воровать?
— Ну чего ты взъелся? Хочешь, подарю? Я себе еще найду...
Кирю обожгла такая ненависть, что он, не отдавая себе отчета, выхватил наган и направил его на товарища.
— Ах ты, — трясясь, словно от озноба, медленно произнес Киря. — Беляки говорят, что партизаны — разбойники! Мужики не верят. А ты хочешь, чтоб поверили?
Кирилл в бешенстве взвел курок. Андрей испугался.
— Нечаянно я, Кирюха... — залепетал он жалобно, — подвернулись, ну и взял... Больше не буду! Вот те крест!
Перед Кирей стоял жалкий Андрюшка. Злость прошла, и Киря решительно потребовал:
— Давай честное партизанское!
— Партизанское...— откликнулся Андрей.
— Ну, что же, теперь держись. Кто слово нарушит — сам себе смерть назначает! — предупредил Киря. Потом подумал и добавил:
— Давай сюда часы.
— Зачем?
— Давай, чтобы они тебе рук не марали... Кирилл взял часы, повесил на кустик и, отойдя на несколько шагов, выстрелил в них. Дождь мелких осколков ударил во все стороны.
— Прощай, — сказал Кирилл, — помни наш угозор. Ведь ты был мне первым другом.