Страница 4 из 7
Ночью Кирилла разбудили.
— Вставай, вставай! — тряс его за плечо часовой.
Киря слышал голос часового, но проснуться не мог. Это был крепкий солдатский сон после трудной поездки.
Один из партизан, с улыбкой наблюдая за неумелыми действиями часового, подошел к Кире и, нагнувшись над ним, оглушительно крикнул:
— Тревога! По коням!
Киря, словно подброшенный невидимой пружиной, вскочил.
— Тревога? — спросил он.
— Нету тревоги, — ответил партизан,— командир тебя срочно требует.
В командирской избе горел тусклый каганец — плошка с маслом, в которой плавал тряпичный фитиль. Огонек освещал лишь большие сильные руки командира, лежавшие на столе.
Кирилл остановился у двери и тихо произнес:
— Явился, товарищ командир.
Из темноты прозвучал голос Громова:
— Вижу. Садись-ка к столу, партизан... Кирилл выжидательно молчал.
— Ну, вот что, — сказал Громов, — придется тебе снова в Камень отправиться. Нужно товарища выручать. Захватили его беляки, изувечили, в больнице у белых. Понял?
— Понял, — ответил Кирилл. — Один поеду?
— Один.
Киря хотел еще что-то спросить, но удержался...
Громов забарабанил пальцами по столу.
— Чего не спрашиваешь, где, как придется действовать, сколько противника встретится?
Кирилл простодушно ответил:
— Это я раньше так — все выпытывал, как девчонка... А теперь знаю, что положено— командир скажет, а чего не нужно — и знать не требуется...
Партизанская подвода тихо двигалась по дороге. Хорошо смазанная телега не скрипела, копыта лошади были обмотаны и ступали бесшумно.
Возле самого Камня свернули в маленький лесок.
— На-ка вот, — вдруг сказал партизан, провожавший Кирю.
Наткнувшись в темноте на большую шершавую руку, Киря ощутил пальцами холодную сталь.
— Ножик? — удивился Киря. — Зачем? У меня же наган есть.
— Возьми. Сам сделал. Пригодится. Киря понял, что ему не просто дают нож, а дарят оружие...
— Спасибо... — растроганно вымолвил Кирилл. — Я этого никогда не забуду. Вы, дядя, увидите, что я не маленький. Все разузнаю... Спасибо...
«Как пробраться в больницу, как разыскать медицинскую сестру Трунтову, которая помогает партизанам?..»
Солнце поднялось уже довольно высоко. На берегу реки пристроились рыбаки — дети и взрослые.
Киря нашел тонкий длинный прут, достал из кармана леску с крючком и тоже соорудил удочку.
Он забрасывал крючок, а взгляд его не отрывался от приземистого одноэтажного здания больницы. Он старался запомнить все мелочи, как велел Громов.
Вот распахнулось больничное окно. Киря всмотрелся — окно третье с краю. Значит, так и надо доложить: третье с краю окошко открывается.
Киря смотрит на калитку больницы. Из нее выходит солдат с винтовкой. Он что-то говорит часовому, тот уходит, а солдат остается:
«Смена», — отмечает про себя Кирилл.
— Эй, раззява! — вдруг окликает его расположившийся по соседству рыбак. — Удочку утащит!
Кирилл спохватывается и быстро дергает леску. Через секунду у ног его бьется большой, фунта на три, кастрюк.
— Повезло! — завидует сосед.
— Повезло... — без всякой радости подтвердил Киря, думая, куда девать рыбину.
Время идет медленно. Ушел пароход в Новониколаевск. В больнице открылись еще два окна. Снова сменился часовой. Опершись на винтовку, он как будто дремлет.
Киря решает подойти поближе к больнице. Он взбирается по обрыву, к которому, пожалуй, удобней всего будет подойти партизанской лодке.
Часовой разговаривает с какой-то женщиной.
— И не проси, — говорит он, — гражданским сюда ходу нету.
— Дочка помирает, смилуйся, батюшка, я доктору заплачу и тебе самогоночки дам, — просит женщина.
Солдат колеблется, но отвечает уже мягче:
— Уехал доктор-то в Новониколаевск... Женщина вздыхает и хочет уйти.
— Стой! — говорит солдат и вскидывает на нее винтовку. — Давай самогонку, а то в кутузку посажу.
Женщина испуганно отдает бутылку.
Солдат хохочет и тут же отпивает половину. Крякнув, вытирает ладонью усы и произносит:
— Закусить бы!..
Услышав это, Киря тихо предлагает:
— Я кастрюка поймал. Не возьмете, дяденька?
Солдат непонимающе смотрит на мальчишку:
— Продаешь, что ли? А где кастрюк?
Кирилл скатывается по обрыву к воде и возвращается с добычей.
— Годится, — говорит он, — закуска добрая! Надо на кухню отдать, чтоб сготовили...
Киря бросается к калитке, бормоча:
— Я отнесу, отдам...
— Стой! — ловит его за шиворот часовой.— Не положено! Я сам отдам, как сменюсь...
Киря понимает, что силой не прорваться, и садится на траву рядом с солдатом.
Некоторое время они разговаривают о кастрюке, о сибирских рыбах, которые в диковинку владимирскому мужику.
— Какой тут рыбы полно, такой в нашей Клязьме вовсе нет, — окая, говорит солдат.— Пошел бы да поудил еще,— предлагает он Кире.
Тот соглашается. Если принести побольше, авось смилостивится солдат, пропустит. Как-никак, а знакомство теперь завелось.
Кирилл отправляется, выбирает червей покрупнее, забрасывает удочку в разных местах. Но клев кончился, и, не считая мелочи, ничего путного уже «не берется».
